19. А.Ф. Кони

Составитель Борис Тихомиров, 2005 год
Ответить
admin-sa
Site Admin
Сообщения: 40
Зарегистрирован: Пт ноя 26, 2021 2:16 pm

19. А.Ф. Кони

Сообщение admin-sa »

ИГОРНЫЙ ДОМ КОЛЕМИНА

В начале марта 1874 года в одной из второстепенных и давно уже не существующих петербургских газет появилась передовая статья на тему о безнравственных проявлениях общественной жизни в Петербурге. В ней говорилось, главным образом, о развитии в Петербурге азартной игры, в роскошные приюты для которой заманивается светская молодежь, разоряемая и обираемая самым бессовестным образом. «Игорные дома процветают в столице, говорилось в статье, – и безопасно раскинули свои сети чуть не на всех перекрестках главных улиц; мы могли бы указать не меньше, как на десяток таких полезных заведений, а между тем наш прокурорский надзор не только бездействует, но и поощряет этим бездействием дальнейшее развитие и распространение этих ядовитых грибов современной и, к сожалению, по-видимому, совершенно безопасной предприимчивости. Следовало бы прокурорскому надзору :не быть слепым и глухим по отношению к такому явлению, которое все видят и о котором все слышат», и т. д.
Обвинительный характер этой статьи и указание на существование ряда игорных домов побудили меня поручить секретарю при прокуроре окружного суда К. И. Масленникову посетить редакцию газеты и спросить, обладает ли она фактическим материалом в подтверждение сообщенных ею данных и не пожелает ли она поделиться последними с прокурорским надзором, который она так изобличает в бездействии. Ответ был дан очень Неопределенный, но дня через два мне подали в моей камере карточку Ответственного редактора газеты. Ни в манере этого господина выражаться, ни в его Внешних приемах не было ничего, что давало бы повод видеть в нем журналиста по признанию или по долголетней профессии. С первых же его слов я увидел, что это человек, чуждый литературе ее истинным интересам и «примазавшийся» к ней из личных расчетов или, быть может, нанятый в качестве Strochredaktor’a для ответа по искам о клевете и диффамации в печати. Впадая то в таинственный, то в фамильярный тон, поглядывая на меня с «беспокойною ласковостью взгляда», он поведал мне, что сведения об игорных домах составляют секрет редакции. «Таким образом, – сказал я ему, – вы обвиняете прокуратуру в бездействии и призываете ее к исполнению своего долга и в то же время отказываете ей в необходимых сведениях для борьбы с указанным вами злом. Это, конечно, дело ваше, но, ввиду статьи в вашей газете я вынужден буду поручить начальнику сыскной полиции произвести самое тщательное дознание об игорных домах в Петербурге и, если ваши утверждения не подтвердятся, я должен буду, защищая вверенную мне прокуратуру от несправедливых обвинений в явном бездействии власти, в свою очередь возбудить вопрос о распространении вами ложных слухов». Мой посетитель смешался и, промямлив о затруднительности для редакций проверять все доходящие до нее слухи, неожиданно объявил мне, что, в сущности, не располагает никакими точными сведениями об игорных домах в Петербурге, а допустил напечатание статьи лишь потому, что по верил сообщению кого-то из своих знакомых о дошедшем до последнего слухе о том, что будто бы в Петербурге существует нескольк6 игорных домов. На мое заявление, что я, во всяком случае,, поручу произвести дознание, он стал уверять меня, что дознание ничего не откроет, так как теперь он и сам убедился, что допустил ввести читателей в обман ложными сообщениями о несуществующем явлении, «но зато, – прибавил он таинственно и понижая голос, – я могу сослужить прокуратуре службу уже совершенно достоверными сообщениями о деле, которое будет поважнее, чем игорные дома. Видите ли, – продолжал он, отвечая на мой вопросительный взгляд, – я издавна вхож в дом одних моих хороших знакомых. В их семье – довольно много молодежи, посещаемой товарищами и однолетками. Мне часто приходится присутствовать при их разговорах, причем они меня не стесняются и выкладывают все напрямик. Так я вам скажу, у них такие взгляды и убеждения, что они всяких социалистов и нигилистов за пояс за ткнут. Теперь, – как я слышал, – производится большое дело о «распространении пропаганды» (siс!) в 30 губерниях, так было бы очень полезно обратить внимание на эту молодежь И в случае чего поприжать ей хвост. Они ведь, повторяю, со мной откровенны и книжки мне показывают, которые читают, так что я могу дать, конечно, по секрету, много полезных указаний, У меня и фотографические карточки почти всех их есть, и некоторые даже с надписями». И, ласково заглядывая мне в глаза, он вытащил из бокового кармана сюртука пакет и стал вынимать из него фотографические карточки. Но я остановил этого господина, объяснив ему кратко и вразумительно, что со своим предложением он ошибся адресом и что он может обратиться в. какое-нибудь другое место, где, быть может, не побрезгают его услугами по предательскому искоренению превратных идей в среде доверившегося ем семейства «старых и близких» знакомых. Он принял обиженный вид, торопливо спрятал карточки, пробормотал: «Как вам угодно», и мы рас стались.
На другой день я пригласил к себе начальника сыскной полиции И. Д. Путилина и поручил ему произвести самое тщательное дознание об игорных домах. Он доставил мне его через неделю. Оказалось, что в Петербурге действительно существует дом, где происходит азартная игра в рулетку на большие суммы и при наличности всех необходимых по закону атрибутов игорного дома, то есть куда возможен доступ незнакомым с хозяином квартиры, где организован размен денег, облегчающий игру, и где есть особый крупье, или, как его называет наш закон, счетчик. Устроителем и содержателем этого дома оказался штабс-ротмистр Колемин, а счетчиком – отставной поручик Тебеньков. Представляя дознание, Путилин дал мне понять, что на содействие местной общей полиции для обнаружения этого игорного дома рассчитывать трудно: одни могут быть заинтересованы в его существовании материально, другие же боятся ответственности за несвоевременное донесение об этом существовании. Сознавая, что по самому характеру своего устройства типический игорный дом может быть доказательно установлен лишь во время игры в нем, я решился воспользоваться законом 18 мая 1871 г., по которому прокурорскому надзору было предоставлено прибегать к содействию жандармской. полиции и по общим, а не только по политическим преступлениям. Я пригласил к себе на квартиру в 11 часов вечера 14 марта товарища прокурора Маркова, о котором я упоминал в воспоминаниях о деле Овсянникова, и местного судебного следователя, с которым уже заранее условился, и, дав последнему письменное предложение и план квартиры Колемина, доставленный мне Путилиным, просил их обоих немедленно отправиться с командированными в их распоряжение жандармскими чинами к Колемину, захватив с собою по дороге местного участкового пристава. По имевшимся у меня сведениям, игра у Колемина происходит по понедельникам, четвергам и воскресеньям и начинается около 10 часов, при чем главные посетители приезжали обыкновенно после театра, и всем присутствующим подавали роскошный ужин с дорогим винами.
Поставив стражу у парадных дверей квартиры и установив надзор за швейцаром, лица, уехавшие от меня, вошли с черного хода и, приняв меры, чтобы прислуга, которую застали при благодушном чаепитии, не могла поднять тревоги, прошли через ряд комнат и вошли в ярко освещенную залу в тот момент, когда Колемин, обращаясь к сидевшим а длинным столом с рулеткой гостям, воскликнул: «Messieurs, faites votre jeu». Все были так увлечены, что даже не заметили вошедших, и только обращенные к Колемину слова Маркова: «Позвольте вас остановить», вывели из безоглядной напряженности этих людей, «знобимых, по выражению Пушкина, стяжанья лихорадкой». Все вскочили с мест и большинство, побросав лежавшие перед ними деньги, бросились бежать в переднюю, чтобы тщетно попытаться уйти. А между тем среди них было несколько лиц титулованных и с довольно видным общественным положением и даже дипломатический представитель одной из второстепенных держав. Во время составления полицейского протокола некоторые из них заявили, что состоят близкими знакомыми хозяина, но лишь 2 из 14 человек Колемин мог назвать по имени и отчеству, а большую часть фамилий перепутал. Двое из гостей, очевидно, не сознавая, какую улику они дают против него, растерянно спросили Колемина, следует ли им платить за роскошный ужин à la fourchette, накрытый в соседней комнате, а губернский предводитель дворянства одной из внутренних губерний стал уверять, что попал сюда по недоразумению, ошибившись квартирой, и отказывался взять лежавшую перед ним кучу несомненно ему принадлежавших полуимпериалов. По составлении протокола гости отправились по домам, и начался осмотр квартиры, причем, кроме бывшей в действии рулетки, было обнаружено еще восемь различной величины рулеток и найдены четыре приходо-расходных счетных книги, в которых рукою Колемина с соблюдением всех правил бухгалтерии отмечались операции его заведения. Во время этого осмотра, почти до 3 часов ночи, у парадных дверей много раз раздавались звонки новых посетителей, предупреждать которых швейцару было воспрещено. Только войдя в переднюю, они узнавали, в чем дело, и спешили сконфуженно отретироваться.
Всё это, в четвертом часу ночи, лично сообщил мне Марков, привезший акт осмотра и копию постановления следователя о приступе к следствию и о привлечения Колемина в качестве обвиняемого в устройстве игорного дома. Успех превзошел наши ожидания... Но, просматривая протокол, я не нашел в нем фамилии Тебенькова, и на мой вопрос по этому поводу, Марков сказал мне, что Тебеньков на этот раз отсутствовал по болезни, а роль крупье исполнял сам Колемин. Это обстоятельство заставило меня сильно встревожиться. Все признаки игорного дома были налицо, но дело в том, что Колемин находился на действительной военной службе, а по закону дела о преступлениях воинских чинов подсудны суду гражданского ведомства и, следовательно, могут быть возбуждены прокурором окружного суда лишь в том случае, когда вместе с военными в качестве пособников или сообщников участвуют лица гражданские. На удостоверенное мне Путилиным постоянное пребывание у Колемина при игре в качестве крупье (то есть пособника) отставного офицера Тебенькова я и рассчитывал твердо, и вдруг его-то, как нарочно, и не оказалось Таким образом выходило, что я возбудил дело окружному суду не подсудное и, следовательно, превысил свою власть. Это было чревато разного рода жалобами и протестами со стороны не только обвиняемого, но и военных властей.
Я решился пойти навстречу опасности и утром послал а собственные руки военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина письмо с подробным изложением всех обстоятельств привлечения Колемина. Результат был совершенно неожиданный. Случилось так, что Милютин в это же утро ехал с докладом к императору Александру II. Он доложил о существе упадавшего на Колемина обвинения и о крайней неблаговидности появления на скамье подсудимых гвардейского офицера, устроившего себе такой постыдный заработок. Государь приказал считать Колемина уволенным от службы с того дня, вечером которого у него был обнаружен игорный дом. Таким об- разом сама собою восстановилась подсудность этого дела гражданскому суду, временно мною нарушенная.
По закону (ст. 990 Уложения о наказаниях) Колемин в случае осуждения его за устройство игорного дома подлежал штрафу до 3000 рублей, но, ввиду того что по книгам его значился выигрыш в размере 49500 рублей за одни лишь последние месяцы до обнаружения его игорного дома, такое наказание, очевидно, было лишено и карательной и предупредительной силы. Он мог, подобно одному из героев Островского сказать: «При нашем капитале это всегда возможно, и, обставив свою деятельность большими предосторожностями, продолжать ее впредь до нового штрафа. Эти 49 тысяч были приобретены, несомненно, преступным образом в заманчиво устроенном и роскошно обставленном притоне. Но вещи, приобретенные преступлением, согласно 512 статье полицейского устава, возвращаются тем, у кого они взяты, а если хозяев не окажется, то вещи продаются и вырученные суммы поступают на улучшение мест заключения. Я решился применить эту статью к Колемину, «дабы другим, на него глядючи, не повадно было так делать, и предложил наложить в этом размере арест на деньги Колемина, находившиеся на хранении в Волжско-Камском банке, с тем чтобы та сумма, которая не будет востребована проигравшимися у него лицами, была обращена в пользу колонии и приюта для малолетних преступников в окрестностях Петербурга. Судебный следователь и окружной суд согласились с таким моим взглядом, и арест был наложен.
Это произвело чрезвычайный переполох в кругу петербургских игроков и вызвало массу толков самого фантастического содержания Стали рассказывать, что, я завален просьбами от когда-либо и что-либо проигравших о возвращении им их де нег и что я намерен привлечь, к суду всех лиц, известных крупными карточными выигрышами, в том числе нескольких видных и влиятельных членов английского клуба, носивших имена, громкие не в одной официальной области. Все это были нелепые и невежественные, с юридической точки зрения, измышления, но по делу Колемина действительно поступило два или три заявления о принадлежности подавшим их оставшихся в ночь на 15 марта на игорном столе денег. Нечего и говорить, что приятели и единомышленники Колемина были приведены моими «мероприятиями в крайнее негодование, разделяемое и многими завсегдатаями тех клубов, где велась крупная игра. Как это часто бывает у нас, люди, весьма беззаботные по части своих гражданских и политических прав, едва дело коснулось одного из близких к ним по духу рыцарей легкой наживы, стали вопить чуть не нарушении мною священной неприкосновенности домашнего очага.
В один прекрасный день ко мне в камеру пришел в сопровождении молодого человека видный сановник, очень причастный вместе с тем к литературе. Высказав мне свой взгляд на содержание игорного дома как на дело совершенно домашнее и никого не касающееся кроме посетителей, которые «ведь не маленькие и понимают, что делают», он просил меня заступиться за «бедного Колемина», с которым суд, наложивший арест на деньги, поступил возмутительно и по-грабительски, как не поступают с порядочными людьми. При этом он прибавил, что я его пойму и сделаю так, чтобы суд отдал деньги назад. «Вы ошибаетесь, – сказал я, – я вас не понимаю, так как не могу себе представить, чтобы человек, носящий ваше звание, и притом писатель, мог не сознавать преступности содержания игорного дома. А в суде помочь не могу: вы, очевидно, не знаете, что «возмутительный» арест на деньги наложен по моему предложению. Считать это законное распоряжение суда грабежом (не говоря уже о неуместности этого выражения) так же основательно, как и называть Колемина порядочным человеком, забывая, что слово „грабеж“ скорее всего должно быть отнесено к нему». Приведенный сановником молодой человек, которого я считал за кого-либо из многочисленных родственников первого из них, в видимом смущении быстро стал со стула и густо покраснел. «Ах, помилуйте, что вы, что вы, – забормотал мой сановный посетитель, – это ему обидно. Позвольте вам представить его: это – Колемин». «Вы слишком поздно это делаете, – заметил я, – и, приведя ко мне господина Колемина без предупреждения меня о том и без моего разрешения, вы повинны перед ним в том, что ему пришлось выслушать резкий о себе отзыв. Беседа наша кончена, и я вас, господа, не удерживаю». «Вы разбили карьеру молодого чело века, – с пафосом сказал мне, уходя, глубоко обиженный сановник. «Игорную?» – ответил я ему вопросительно. Но он только махнул рукой, очевидно, убедившись в невозможности добиться правосудия.
Колемин был присужден окружным судом к 2000 рублей штрафа, а с деньгами, арестованными у него, определено было поступить по 512 статье полицейского устава.
«Qui a bu-boira!» Колемин переселился во Францию, а затем в Испанию и там, по слухам, продолжал некоторое время свою деятельность в С.-Себастьяне.



ПО ДЕЛУ ОБ ИГОРНОМ ДОМЕ
ШТАБС–РОТМИСТРА КОЛЕМИНА
До сведения прокурора С.-Петербургского окружного суда дошло, что в доме Абамелек на Михайловской площади, в квартире штабс-ротмистра Колемина происходит азартная игра в рулетку. Произведенным по его распоряжению дознанием обнаружено несомненное существование у Колемина игорного дома. Вследствие этого и согласно предложению прокурора в ночь на 15 марта 1874 г. судебный следователь прибыл с местным товарищем прокурора, полицией и понятыми в квартиру Колемина, где в одной из комнат застал Колемина и 13 игроков, сидевших вокруг большого стола со вделанною посредине рулеткою и суконной покрышкою, на которой отпечатаны обычные при игре в рулетку номера и надпись. Приход следователя последовал во время самой игры. Колемин держал банк. Перед банкометом и перед сидевшим против него подполковником Бендерским были кучки золотых монет, всего на сумму 2896 рублей, и кредитными билетами 11050 рублей. Все эти деньги оказались принадлежащими Колемину. Против некоторых других игроков лежали также золотые монеты в незначительном количестве. По предложению следователя Колемин назвал своих гостей по фамилиям, за исключением Малыгина, фамилии коего не мог вспомнить, и Знамеровского, которого назвал Жадимировским. Имени и отчества гостей, кроме. троих, Колемин назвать не мог. При осмотре квартиры Колемина найдены, между прочим, восемь рулеток, не вделанных в столы, и четыре книги приходо-расходные, счетные и долговые, веденные рукой Колемина и указывающие на то, что игра у Колемина шла постоянно, в определенные дни, с ноября 1872 года. Допросами лиц, найденных следователем в квартире г-на Колемина, а равно и прислуги последнего выяснено, что игра в рулетку у Колемина происходила первоначально два раза в неделю, а затем, с августа 1873 года, три раза в неделю, по понедельникам четвергам и воскресеньям, в одни и те же определенные часы; что всем приходящим предлагалось даровое угощение; что вход в квартиру и участие в игре были свободны для всякого, кого рекомендовал кто–либо из игроков; что значительное число лиц посещало Колемина исключительно для игры, не ведя с ним, помимо этого, знакомства и не принимая его у себя, и, наконец, что некоторые посетители Колемина постоянно помогали ему в счете, участвуя известною долею в выигрыше и проигрыше банка.
По поверке отобранных от Колемин книг, между прочим оказалось, что в период времени с 19 августа 1873 г. по 11 марта 1874 он только в августе и феврале был в незначительном проигрыше, во все же остальные месяцы оставался в значительном выигрыше. Всего барыш, полученный им от рулетки за это время, равняется 49554 руб. Привлеченный к делу Колемин не признал себя виновным, утверждая, что, по его мнению, рулетка не запрещена законом и что игорного дома он не держал.
В виду этих обстоятельств штабс-ротмистр Колемин был предан суду по обвинению в устройстве в своей квартире заведения для запрещенной игры в рулетку, то есть в преступлении, предусмотренном 990 статьей Уложения о наказаниях.
Судебное заседание С.-Петербургского окружного суда без участия присяжных заседателей происходило по этому делу 30 апреля 1874 г. под председательством председателя суда Шамшина. Защищал подсудимого присяжный поверенный Языков.
На суде рядом свидетельских показаний удостоверены вышеизложенные обстоятельства, а также и то, что постоянным сотрудником Колемина был отставной офицер Тебеньков, игравший, по мнению посетителей, Колемина, роль croupier. При этом выяснилось, что общество в квартире Колемина бывало самое разнообразное, что у него играли некоторые и иностранные высокопоставленные лица, а также, что некоторые из гостей возбуждали, по незнанию обычаев дома, вопрос о том, не следует ли заплатить за ужин? Кроме того, оказалось, что сначала играли на золото и серебро, но в ноябре Колемин заявил, что банк он увеличивает с 15 на 30 000 рублей и потому ставка на серебро не допускается, maximum ставки будет 1000 рублей и что бумажки допускаются не менее как 25-рублевые. Кто хотел, привозил золото с собой, а другие меняли у Колемина; играли на золотые, причем Колемин за 100 рублей давали 16 золотых, и это составляло некоторую выгоду против курса для менявших бумажки, но когда курс упал, тогда стали давать 17 золотых. Затем, вследствие того, что золото все ушло из рулетки, так как обменяв выигравшие золото вследствие выгоды на курсе не возвращали его, Колемин стал опять выдавать 16 золотых.
Окружной суд, рассмотрев дело и признавая подсудимого Колемина виновным в том, что в августе 1873 года он устроил у себя в квартире род заведения для запрещенной игры в рулетку, на основании 990, 42 и 84 статей Уложения о наказаниях, 1234 статьи Уст<ава> граж<данского> судопр<оизводства>, 777 статьи Уст<ава> угол<овного> суд<опроизводства> и 512 статьи Уст<ава> о предупреждении в пресечении преступлений, XIV т. Свода Зак<онов> постановил: подвергнуть Колемина денежному взысканию в пользу государственных доходов в количестве 2000 рублей, а в случае несостоятельности − заключить в тюрьму на шесть месяцев; обратить на него судебные по делу издержки; находящиеся налицо вещественные доказательства – рулетки – уничтожить; добытые посредством преступления Колеминым деньги в количестве 35407 руб. 25 коп. возвратить лицам, от которых они выиграны; с деньгами которые не будут истребованы, поступить в порядке, указанном 512 статьей XIV тома Свода Зак<онов>.
* *
*
Господа судьи! Подсудимый, отставной штабс-ротмистр Колемин, предан вашему суду по обвинению в том, что в доме его была организована игра в рулетку. для того чтобы признать это обвинение правильно направленным против Колемина, предстоит разрешить два существенных вопроса. Первый из них: есть ли игра в рулетку – игра запрещенная. Второй: есть ли в деянии Колемина признаки содержания им игорного дома. Оба эти вопроса тесно между собою связаны. Рассматривая первый вопрос – есть ли рулетка игра запрещенная – следует обратиться к прямому указанию закона. Рулетка игра, основанная на случае; в ней расчет, известные математические соображения, ловкость и обдуманность в игре не могут приводить ни к какому положительному результату. Если и есть некоторые, как говорят, более или менее верные приметы в игре в рулетку, если можно замечать чаще других повторяющиеся номера и т. п., то это все-таки не изменяет характера игры, и она остается основанной на случае, а не на расчете. Закон наш в 444 статье, XIV тома Уст. о прес. и пред. прест. говорит, что запрещается играть в азартные игры и открывать свой дом для них; статья эта основана главным образом на Уставе благочиния, изданном при императрице Екатерине в 1782 году. Устав благочиния прямо определяет, что игрой запрещенной или азартной считается всякая игра, основанная на случае. Ввиду этого положительного определения рулетка по самым свойствам и приемам игры не может не считаться игрой запрещенной. Власть, следя за появлением различных новых азартных игр, постепенно их изъемлет из употребления, запрещает их, но она не может уловить все разнообразные виды игры, все новые способы и приемы ее. Жизнь слишком разнообразна и представляет многоразличные способы и развлечений, и незаконного приобретения средств к существованию. Законодательство не может никогда идти в уровень с этой изобретательностью; оно обыкновенно несколько отстает, но в нем всегда содержатся общие указания на главные свойства игр, которые оно считает запрещенными и против которых оно считает нужным бороться. Так, и в нашем законодательстве такие указания содержатся в статье 444, том XIV, и в силу их последовали распоряжения администрации. Мы имеем циркуляры министра внутренних дел от 11 марта 1863 г. за № 31 и от 18 февраля 1866 г. за № 33, которыми запрещены домино лото, игра в орлянку и игра в фортунку. Если вглядеться В существо этих игр, то окажется, что все они основаны на случае, на счастье, на азарте, и, в сущности, игра в фортунку есть не что иное, как вид простонародной рулетки. Ясно, что преследование уже было направлено на игры, очень сходные с рулеткой, но чаще, чем она, появлявшиеся в жизни. Наконец, и практика иностранных законодательств признает рулетку запрещенною игрою. Мы знаем, что маленькие, по большей части ничтожные государства, где государственные доходы рассматриваются как личная собственность и как хозяйственный прибыток владетельного лица; считали возможным допускать у себя игорные дома с рулеткою, в которую, однако, не дозволяли играть собственным подданным; игра в рулетку в настоя время удержалась, как кажется, только в Saxon les bains и в маленьком княжестве Монако. Как только сильная государственная власть вступала в обладание теми землями, где процветала рулетка, она уничтожала ее. Пруссия, вступив во владение Нассауским герцогством, сосчитала дни рулетки в Висбадене и Гамбурге, а вскоре и совсем уничтожила ее. Когда в истощенной войною Франции раздались голоса об учреждении открытой игры в рулетку, чтобы увеличить наплыв путешественников и усилить прилив золота в стране, лучшие представители общества и литературы с негодованием восстали против этого, и правительство отвергло предложение о таком недостойном средстве обогащения. Ввиду всего этого нельзя не признать рулетку игрой азартной, а следовательно, запрещенной. Надо притом заметить, что для определения того, что она имеет признаки азартной игры, суд не нуждается в прямом указании на это карательного закона. Я уже сказал, что законодатель не может уследить за всеми проявлениями быстро текущей общественной жизни. Это, в иных случаях, задача суда. Кассационный сенат по делу Аксенова в решении 1870 года № 1791 признал, что от суда зависит разрешение вопроса, была ли та или другая игра запрещенной или нет. Если суд признает, что игра основана на случае, то он признает, что она азартная, и этим самым включает ее в разряд запрещенных игр. Такое определение суда должно быть основано на существе дела и не может подлежать проверке в кассационном порядке. Сенат признал, что один из мировых съездов имел право, вникая в существо дела, признавать игру в «ремешок» азартною, и не счел возможным отменить это решение съезда, несмотря на отсутствие указаний закона на такую игру. Очевидно, что в этом отношении суду предоставлена власть, быть может, и в настоящем случае суд не откажется закрепить своим веским словом запрещенный характер за рулеткой.
Перехожу к разрешению другого вопроса: устроил ли г-н Колемин дом для запрещенной игры в рулетку? Условия игорного дома довольно ясно определены в приложении к 444 статье XIV тома. В источниках, на которых она основана, указано прямо, что «запрещается играть в запрещенные игры», «открывать свой дом игрокам для запрещенной игры днем или ночью», «запрещается иметь счетчика, продавать своим гостям или иным образом давать и передавать золото, серебро или иные денежные ценности»; наконец, запрещается, иметь постоянную прибыль от этой игры. Это последнее условие весьма ясно выражено в указе императрицы Екатерины, вошедшем в Полное собрание законов за № 13, 677. В нем прямо говорится, что в случае «раскрытия» игорного дома «буде происходит прибыток запрещенный, то, о том исследовав, учинить по законам». Итак, вот главные условия игорного дома: он должен быть открыт днем и ночью, в определенные часы, для желающих играть в запрещенную игру; в нем должна происходить запрещенная игра; в нем могут быть лица, которые занимаются счетом в помощь хозяину; в нем может происходить для удобства размен золота, и, наконец, все это должно вести, к общей, к главной цели учреждения подобного дома – к неправильной прибыли, к запрещенному прибытку. Я прибавлю, что, насколько можно представить себе общую картину игорного дома, жизнью еще выработано одно условие в дополнение к этим условиям закона – именно доступность игорного дома, доступность хозяина его лицам, которые пожелают принять участие в игре. Закон, впрочем, указывает и на отрицательные данные для непризнания игорного дома. Эту отрицательную сторону закон обрисовывает в статье 448 XIV тома, где говорится, что «если игра служила для забавы или отдохновения, с друзьями и в семье, и не была запрещенною, то вины нет». Поэтому, если будет открыто учреждение или дом, где происходят такие запрещенные игры и происходят не в тесном кругу лиц, связанных узами дружбы, и не в кругу родных и близких, и если, кроме того, главная цель этой игры не отдохновение, а неправильный прибыток, то мы имеем дело с игорным домом. Применяя эти общие начала к настоящему делу, я полагаю, что мы найдем, что все условия, указанные законодателем, существуют в деянии Колемина. Игра была запрещенная, игра происходила днем и ночью. Мы знаем из показаний свидетелей, что были определенные, ясно установленные наперед дни, в которые можно было являться играть в определенные часы. Хотя Колемин заявил здесь, что он приглашал лиц, игравших у него, особо каждый раз, хотя г-н Тебеньков показал, что он получал особые приглашения каждый раз, но надо думать, что эти лица или запамятовали, или ошибаются, так как большая часть свидетелей прямо указывает, что и часы были всем известны заранее. Один из последних свидетелей весьма характеристично заявил даже, что «общая молва» указывала безошибочно на эти именно игорные дни. Наконец, нельзя упускать из виду, что даже если бы подобные дни не существовали, – а существование их подтверждается записными книгами, – то несомненно, что они должны бы быть установлены для того, чтобы каждый, желающий играть, мог ехать не на «огонек», как объяснил подсудимый, а на нечто более определенное. Это были не одни дни, это были и ночи. Следовательно, два первых условия, требуемые законом, существуют. Затем того, что были счетчики, отрицать невозможно ввиду показания г-на Тебенькова и данных, которые мы имеем относительно участия в счете г-на Бендерского. Из этих данных, среди которых важно показание прислуги, видно, что деятельность счетчиков была довольно определенная и исполнялась преимущественно одним лицом, привычным к этой деятельности. Она сопровождалась известным гонораром, который, несмотря на участие в проигрыше, имел своим результатом, однако, то, что в восемь месяцев, из которых два было летних, так сказать «малоигорных», составлял сумму в 2000 рублей – жалованье весьма хорошее за обязанность считать. Счетчик приходил несколько ранее и уходил несколько позже остальных гостей. Г-н Тебеньков объяснил, что он оставался для сведения итогов после каждого рулеточного дня и ночи. Следовательно, он исполнял все вспомогательные обязанности по рулетке и был тем счетчиком, которого разумел закон, запрещая иметь такового. Наконец, последнее условие, указанное законом – выдача золота – точно так же выяснилось свидетельскими показаниями. Закон, конечно, не имел ввиду соединить с понятием об игорном доме понятие о меняльной лавке. Он имел в виду другое. Для того чтобы удобнее играть в запрещенную игру, нужно предоставить посетителям игорного дома некоторые удобства и некоторые приспособления, которые дали бы им возможность приступить к игре без особенного стеснения, без особенного приготовления. Эта легкость приступа к азартной игре, создание этой легкости, есть одна из особенностей игорного дома. Нельзя стеснять гостей необходимостью приносить на значительные суммы мелкие деньги в кармане, менять их, заходить для этого в лавки и т. п. Предупредительный хозяин может сам принять эту обязанность на себя и, с возможно меньшею потерею, предлагать свое золото гостям, избавляя их от всех предварительных забот об этом. Вот что предвидел закон, запрещая такую отдачу или передачу золота. Я никак не думаю утверждать, чтобы г-н Колемин пользовался какими-нибудь выгодами от этой продажи золота; притом, при выгоде, которую ему приносила рулетка, потеря нескольких копеек на курс не составляла существенной потери. Таким образом, в деянии его существуют те условия, которые указаны законом: дом его открыт днем и ночью; в доме его существует счетчик, существует размен золота. Все эти условия, очевидно, направлены к тому, чтобы, по возможности, облегчить игру в рулетку тем, кто пожелает в нее играть. Для чего же делается это облегчение? Для того чтобы рулетку охотно посещали, что бы к ней могло приступить наибольшее количество лиц. Это наибольшее количество лиц должно доставить пятое указанное законом условие: неправильный прибыток. На него указывают счетные книги Колемина, его собственные показания и, наконец, признание большинства свидетелей, что они остались в конце концов в проигрыше. Этот «неправильный прибыток» состоял в том, что содержатель банка, несмотря на расходы, которые он нес на угощение ужинами, как показали некоторые свидетели, «даром», все–таки остался в большом выигрыше. Хотя здесь заявлялось Колеминым, что одной книги недостает, что вообще вычисления следователя произведены неправильно, но такое заявление запоздало, так как следствие предъявлялось ему; перед окончанием его подсудимый был спрошен, что он может еще прибавить или сказать в свое оправдание, и он мог своевременно обратить внимание следователя на ошибки в вычислениях, и тогда они были бы еще раз проверены при его помощи и по его указаниям. Я не отрицаю, впрочем, что у него могли быть большие траты и должники, и притом весьма неисправные. Человек, державший рулетку, несший тяжелые обязанности банкомета, конечно, мог отдыхать от этой деятельности, ведя жизнь широкую и шумную и не жалея денег, выигранных в рулетку. Я утверждаю лишь, что из книг, несомненно, можно вывести, что им выиграно с 1 августа 1873 г. по 11 марта 1874 г. 49554 руб. 25 коп. Этот выигрыш выводится из ежедневных заметок, сколько было в начале каждой игры в банке и сколько в конце ее. Этих цифр нельзя отвергнуть, и если даже исключить 14000 рублей, о которых говорит г-н Колемин как о неуплаченном ему долге, то все-таки останется достаточно значительная цифра прибытка. Закон называет этот прибыток неправильным, и едва ли суд может посмотреть на него иначе. Как ни разнообразны средства приобретения в современном обществе, но все-таки у большинства взгляд на свойство и происхождение прибыли и дохода более или менее одинаков. Только то, что приобретается личным трудом или трудом близких лиц, есть приобретение почтенное, облагороженное в самом своем начале работою и усилиями; что же приобретается без труда, без усилий, шутя, что приобретается посредством эксплуатации дурных страстей и увлечений других людей, есть прибыток неправильный.
Я говорил уже, что, для того чтобы признать существование игорного дома, необходимо, чтобы существовало еще одно житейское условие: легкость и удобство доступа. Я думаю, что и это условие в данном случае существует. Я не стану повторять показания всех свидетелей, но думаю, что суд не может не согласиться, что из показаний свидетелей видно, что они не состояли с г-ном Колеминым в тех дружественных или семейных отношениях, о которых говорит статья 448 XIV тома. Напротив, вглядываясь в эти отношения, видим, что знакомство с г-ном Колеминым завязывалось не лично для него, что не его личные достоинства привлекали большинство к нему в дом, что многие, будучи ему представлены впервые, уходили, не сказав с ним ни слова и прямо принявшись за знакомство с тем предметом, который привлекал их более, чем хозяин, – с рулеткою. Я думаю, что не очень ошибусь, сказав, что рулетка знакомила большинство посетителей с г-ном Колеминым, а не их собственное желание. Знакомство завязывалось вне всяких правил общежития. Хотя человек холостой может держать себя просто и не требовать соблюдения относительно себя всех форм и обрядов общественной жизни, но я не думаю, чтобы по отношению к человеку светскому, у которого бывали люди хорошего круга, можно было отрицать все обрядности общежития, чтобы можно было приезжать к нему в 11 и 12 часов ночи в первый раз, не делать ему визита, не рассчитывать на его визит и не находить необходимым знакомить его со своим домом. Знакомство это имеет характер особенный, оно является чем-то случайным, проникнуто отчуждением, носит характер знакомства более с учреждением, чем с лицом. Нам скажут, может быть, что круг знакомых г-на Колемина был ограничен, что у него было всего человек 35 знакомых. Но, по-видимому, г-н Колемин впадает в ошибку, определяя таким образом количество своих знакомых. Во всяком случае, большой оборот рулетки, на который он сам указывает в своей книге, едва ли мог происходить при ограниченном количестве знакомых. Один из свидетелей заявил здесь, что состав гостей при рулетке постоянно менялся, что это были люди, незнакомые друг другу, которых связывала только рулетка. Притом, количество знакомых г-на Колемина и не должно быть особенно велико, чтобы соответствовать понятию об одном из условий игорного дома. Понятно, что доступ к г-ну Колемину не мог быть открыт всякому, что всякий не мог пойти к нему с улицы, как в трактир или ресторан. Этого требовало удобство играющих Играть в рулетку пойдут только люди со средствами, люди светские, с лоском развития и образованности; они должны быть обеспечены от разных неприятных встреч, от неблаговидных знакомств и приключений. Для того чтобы обеспечить их спокойствие, необходимо было, чтобы вводимые лица были, по крайней мере, кем–нибудь рекомендованы, кто их хоть немного, хоть с внешней стороны знает. Такая рекомендация требовалась и у г-на Колемина. Она была необходима, потому что если бы доступ был открыт всем, то в число гостей попали бы на первых же порах вовсе нежелательные чины полиции, интересующиеся рулеткою совсем с другой точки зрения. Наконец, надо оградить гостей от прихода человека неразвитого, нетрезвого, который мог бы ругаться, негодовать на проигрыш в грубой формё и, пожалуй, стал бы обращаться с играющими в рулетку, как обращаются с играющими в орлянку. Вот для чего были установлены некоторые гарантии, которых, однако, оказалось недостаточно, чтобы предотвратить вход таких лиц, последствием которого явилось настоящее дело.
Подсудимый не признал себя виновным; но я думаю, что, отрицая свою виновность, он не отрицает фактов, наглядных и очевидных, не отрицает восьми рулеток, которые лежат перед судом, не отрицает темных занавесей своих окон, существования счетчиков и того, что у него было найдено 13 человек, игравших в игру запрещенную, не отрицает, конечно, и того, наконец, что из них он не всех знал по фамилиям и только трех – по имени и отчеству. Вероятно, отрицая свою виновность, он смотрит на дело так же, как смотрели довольно многие после того, как оно возбудилось. Начатие этого дела, привлечение г-на Колемина к ответственности возбудило самые разнообразные толки в обществе. Оно для многих явилось неожиданным и неприятным происшествием, не находящим себе оправдания ни в законе, ни в нравственной необходимости, и вызвало горячие толки и нарекания. В начатии дела многие видели не только нарушение существеннейших прав русских граждан, но даже нарушение чуть ли не святости семейного очага... Окончательное слово суда, конечно, покажет, согласно ли со своими обязанностями и требованиями закона воспользовалась обвинительная власть по этому делу своими правами и напрасно ли нарушила она спокойствие г-на Колемина и его гостей. Но если г-н Колемин основывает свои соображения на взглядах лиц, упомянутых нами, то его оправдания едва ли заслуживают уважения. Нельзя говорить, что рулетка не есть запрещенная игра и что всякий может играть в нее, сколько хочет, по правилу «вольному воля». Этого нельзя говорить, потому что рулетка есть игра азартная, рассчитанная на возбуждение в человеке далеко не лучших его страстей, на раздражение корыстных побуждений, страсти к выигрышу, желания без труда приобрести как можно больше, одним словом – игра, построенная на таких сторонах человеческой природы, которые, во всяком случае, не составляют особого ее достоинства. – Быть может, скажут, что у г-на Колемина собирались люди с характером, с .твердою волею, которые знали меру, не переступали границ, не увлекались. Но кто поручится, что в числе лиц, которых могли приводить отовсюду знакомые к г-ну Колемину, не было людей среднего сословия, трудовых, живущих в «поте лица», особенно, если бы рулетке дано было пустить свои корни в разных слоях общества? Кто поручится, что к г-ну Колемину не являлись бы играть люди, живущие изо дня в день с очень ограниченными средствами, люди семейные, которые искали бы случая забыться перед игорным столом от забот о семействе и о мелочных хозяйственных расчетах, и что, входя в этот гостеприимный, хлебосольный дом для развлечения, они не выходили бы из него, чтобы внести в свои семьи отчаяние нищеты и разорения? Нельзя требовать от всех одинаковой силы характера и воздержания. Когда разыгрывается корыстолюбие, когда выигрыш мелькает перед глазами, когда перед человеком обязательно и заманчиво рассыпается золото, нельзя требовать, чтобы всякий думал о необходимости давать детям воспитание, хранить для семьи средства к жизни. Это не суть соображения теоретические. Я основываюсь на соображениях, которые имело в виду правительство, запретив в клубах домино–лото, наделавшее в свое время немало несчастий.
Нельзя говорить, как, к сожалению, говорят многие, что достаточно, чтобы зло не проявлялось наружу, чтобы оно не бросалось в глаза, не причиняло публичного соблазна, и что о не страждет, если зло происходит в 4-х стенах. Во-первых, это взгляд не правовой. В четырех стенах дома могут совершаться самые мрачные преступления, и даже семья ввиду совершаемых в ней иногда жестокостей не совершенно изъята из введения судебной власти. Законодатель и судья не могут смотреть лицемерными глазами на то, что происходит вокруг. Они не могут закрывать глаза на зло потому только, что оно не попадается на глаза, не выставляется наружу, а существует где–то тайно, притаясь и помалкивая. Раз зло существует, будет ли оно на площади, в подвале или в раззолоченной гостиной, – оно все–таки останется злом, и его следует преследовать. Г-н Колемин, отрицая свою виновность, указывает, что общество, в котором он вращался, которое играло у него, есть общество людей достаточных, для которых проигрыш не составляет сильной потери, а выигрыш – не имеет значения приобретения. Но он обвиняется не в том, что они проигрывали, а не выигрывали, а в том, что их небольшой, быть может, в отдельности проигрыш составлял для него весьма существенный выигрыш.
Во-вторых, – и это главное – закон не знает сословных преступлений, не знает различий по кругу лиц, в среде коих совершается его нарушение. Он ко всем равно строг и равно милостив. В последнее время всякий, кто следил за общественною жизнью в Петербурге, конечно, слышал или знает, что азартные игры развиваются очень сильно в низшем слое населения, что во многих местах Петербурга существуют притоны, где играют в разные азартные игры люди, живущие ежедневным трудом – приказчики, мелкие торговцы, прислуга, извозчики, рабочие. Им не досталось в удел развитие, у них нет или почти нет, кроме вина, других, более разумных развлечений. Развлечения после скучного, трудового дня представляют такие притоны. Здесь проигрывается после хорошего дарового угощения заработок многих дней, и отсюда благодаря разным ловким мошенничествам неразвитой бедняк выпускается ограбленным и нередко со скамьею подсудимых в перспективе.
Такие притоны, бесспорно, составляют большое зло, и допустить существование игорных домов между простым народом решительно невозможно по их растлевающему значению. Но если преследовать их устройство у людей низшего сословия, то на каком основании оставлять их процветать между людьми высшего сословия? Разве основные условия игорного дома не везде одинаковы? Почему разгонять тех, кто на последние трудовые деньги после усталости от работы, не имея других развлечений, прибегает к азартной игре, и оставлять в покое тех, которые ради «незаконного прибытка» устраивают игорные дома и строят свое благосостояние на пользовании увлечениями своих гостей? Ввиду этого я полагаю, что суд не разделит взгляда на неправильность возбуждения этого дела и согласится со мною, что в деянии г-на Колемина были все признаки содержания игорного дома.
Что касается наказания, то его следовало бы назначить в высшей мере. Статья 990 Уложения о наказаниях назначает наказание в виде штрафа в размере 3000 рублей. Штраф этот должен, конечно, соразмеряться со степенью развития и образованности обвиняемого. Степень развития и образования г-на Колемина, кончившего курс в одном из высших военных учебных заведений, может быть признана достаточно высокою, чтобы применить к нему наказание в высшей мере, то есть в размере 3000 рублей. Затем, из книг его видно, что он выиграл 49554 руб. 25 коп. Деньги эти приобретены посредством игры в рулетку, которая производилась в игорном доме; содержание игорного дома есть деяние преступное, следовательно, деньги эти суть плод преступного деяния; вещи же, приобретенные преступлением, – плоды преступления – возвращаются тем, от кого они взяты; в случае если не окажется хозяев, они поступают на улучшение мест заключения. Поэтому я полагал бы из арестованных у г-на Колемина денег удержать для соответствующей выдачи и дальнейшего распоряжения по 512 статье тома XIV Свода Законов ту сумму, которая, по мнению суда составит его незаконный прибыток.
Ответить