ВЗГЛЯД РЕДАКТОРА

Ответить
admin-sa
Site Admin
Сообщения: 40
Зарегистрирован: Пт ноя 26, 2021 2:16 pm

ВЗГЛЯД РЕДАКТОРА

Сообщение admin-sa »

Задумывая эту книгу, мы, прежде всего, надеялись отлить жемчужное зерно истины в плавильне диетического увлечения Федора Михайловича рулеткой, бесшабашного и тривиального, лучшей иллюстрацией к которому мог бы послужить живой памятник классику прямо у игорного стола, ненавязчиво и глухо требующего тех или иных ставок и периодически сдвигающего влево-вправо, взад-вперед какого-нибудь достопочтенного англичанина или не достопочтенного – фу! – жида. Жемчужное зерно не плавится, а натурально выращивается, но кто говорит о натуральном; диетическое – потому что гонять шарик среди тридцати семи цифр – всё-таки не пить кровь христианских младенцев и даже не топить котят в Малой Невке.
У доброго читателя этой энциклопедии игровой жизни писателя, наверно, не может не возникнуть иной культурной реакции, кроме желания завопить истерически: «Федор Михайлович, родной, любимый, отец наш! Хватит шалить, милейший, хватит! Бери, дорогой Федечка, шинель, пойдём домой!»
Дома – Анна Григорьевна и чистый-чистый лист бумаги в нетерпеливейшем ожидании, когда Вы его простираете, прополоскаете в человеческой боли, а затем отутюжите нечеловеческими страданиями. Читатель Ваш, униженный и оскорблённый, только что вернувшийся с панели или из острога, или из желтого дома уже заждался, пока Вы – эполетоносный главнокомандующий духовно-космическими войсками обороны от зла и несправедливости развлекаетесь тем, чего и быть не должно, а ,если и должно, то на берегу Азовского моря в тусклом городишке с гешпанским прононсом порт Котон в так называемой игровой зоне, а лучше бы и не в игровой, под пристальным наблюдением граждан начальников и товарищей вертухаев.
Конечно, добрый читатель может взять да и ударить себя по бестолковому лбу: «Да вправе ли я, ничтожный любитель орбита без сахара и сериала «Секс в большом городе», даже сметь думать о том, чтобы отнять у Федора Михайловича его личный, выстраданный, честно заработанный ад. Конечно, у писателя и раньше случались личные приватные адики – ну, бабоньки всякие, должки, мыслишки грубоватые, обязательства забытые, однако, вот такого цельного, ловко сконструированного, зарегистрированного (и Бадене, и Гомбурге, и в письмецах, и в воспоминаниях) – такого не бывало.
А ведь, господа, чистилище для приличного писателя – это всё равно, что домкрат для автомобилиста – нет-нет, да и пригодится. Если, например, захочется опутать себя дьявольскими веригами, как вариант, демонических игр, и связанным ими крепко-накрепко опуститься на самое дно ближе к кипящим источникам, чтобы, пожонглировав собственной душой, затем собрать последние духовные силы и эдаким Гудини выскользнуть на поверхность, в чистоту, в мир Божий, но уже сильным, просветлённым, особой нравственной плотности, и дистилированной слезой ребёнка скатиться по Божьему лику земли и уж теперь – теперь особенной красотой спасти мир – так, будто ты Анна Семенович или Памела Андерсон. И обрести право во всеуслышание без задней мысли честно огласить: «Таня, Танечка не плачь – не утонет в речке… не утонет…».
А иначе зачем напяливать на себя ночной колпак Хлестакова и тем более давать Остапа Бендера в его запаре с мадам Грицацуевой.

Можно, конечно, сфолить и поверить автору, что хаживал он в заведения из жертвенных побуждений, дабы натурально оказать материальную помощь своим родным и близким.
Придумал же классик систему игры! Сколько не смейся над ней, как не хорони её, а принцип профессиональной игры он описал точно и выверенно: играть надо долго и не отступать от выработанных правил, говоря точнее, от базовой стратегии. Тогда только приблизитесь вы к вожделенному мат.ожиданию, то есть той математической величине выигрыша, которая полагается вам за ваше трудолюбие, усердие и понимание. При долгой, почти бесконечной, работе у игорного стола.
«Ба! – воскликнет изумлённый читатель. – В чём же причина бедствий и краха военного инженера, выпускника Михайловского училища господина Достоевского?» Дело в том, что инженер играл в рулетке игру, строго отрицательную математически и чем точнее и блистательнее следовал он сформулированным принципам, тем надежнее и увереннее шел навстречу долгам, которые отрабатывал затем с блеском исключительным своим гением, создавая всемирно известные шедевры и бестселлеры.
Какой-нибудь остроумный читатель заметит, наверняка, что вот она тайна шалапутной игры Федора Михайловича. Это же была не игра в шарик, а путь в кладезь литературных шедевров. Но что ответишь этому «изотерику»? Что скорее топил Федор Михайлович в игре, как в стакане водки, своё горе под разными мужскими и женскими именами, в том числе и под именем Полина. Стервозная, кстати, женщина. С ней даже философ Розанов не ужился.
И еще: а не заступаем ли мы за ленточку, представляя себе Ф.М. у игорного стола, как у игорного станка? Эдакий Достоевский, ремесленник от рулетки, на сдельном окладе. Может быть, и заступаем. Вот темка: Достоевский, как неудачник-кормилец на рулетке.
Ах, надо было классику в положительные игры играть – блэк-джек с сорендор на тузе, покер шестикарточный. Ну, не было бы тогда «Идиота» с «Карамазовыми». Но что может быть выше покоя и воли отдельно взятого гражданина, даже если это гражданин Достоевский?
Но мне кажется, что как-то по-другому расположились бациллы игромании у Федора Михайловича, от которой вылечил его некий иудей из маленькой синагоги в Гомбурге. Шалом, кстати, милые евреи! Вы так заботливы и совсем не мстительны к крупному идеологу скинхедов, поклониться бы вам и прижаться лбом к Стене плача. Возможно, неслучайно именно руками евреев судьба закрыла двери казино для всемирно известного русского проекта «Достоевский-FM». Слишком уж непредсказуемым и опасным становилось брожение его дум. Игра – не слабый катализатор (это даже «не полные карманы марихуаны»). Еще более диковинной могла бы рисоваться русская душа в восприятии цивилизованного гражданина, который до сих пор верит, что по московским улицам бродят медведи и танки, в ночных клубах пляшут под «калинку» и «подмосковные вечера», а русская душа именно такова, каковой представлял ее в своих романах Федор Михайлович. Как не простить нас за вечные терзания и христианское терпение! А технический виновник страданий и мук наших и загадочной души нашей известен.
Генетический страх заставляет бедных жидов до сих пор расковыривать литературное наследие русского гения: причины его страданий, сумасшествий и ксенофобии. (Тем более, что за проектом «Достоевский-FM» последовали другие, мелкие, некоторые совсем недавно: Белов, Бондарев, Солоухин, Куняев – несть им числа!).
Уйдя из большой игры, Ф.М. определенно успокоился, а спокойные люди, как известно, не так опасны и эксцентричны: вот ведь, в «Братьях Карамазовых» идеальный Алеша на прямой вопрос: «А не пьют ли жиды кровь христианских младенцев?» не отвечает однозначно: «Пьют, дескать, и не давятся!», а аккуратно так, дипломатически уходит от ответа: «Не знаю, мол, может так, а может и эдак, может, пьют, но ведь может и не пьют».
А продолжай Федор Михайлович свои упражнения у игорных столов, ответ Алеши мог быть совсем иного свойства: с призывом к Тарасу Бульбе, однако, порешить-таки еврейский вопрос.
Смелое, конечно, это предположение, что еврейский Бог организовал блэк-лист для игровой судьбы Достоевского, но любителям мистики должно понравиться.

А теперь давайте попробуем рассмотреть весь наш мир, жизнь нашу всю, как некую систему, состоящую из двух частей: одна часть – это игорные заведения и жизнь в них, а другая – мир за пределами игорных заведений и, конечно, жизнь в нем.
Таким образом, на одной чаше весов легко умещается весь мир со всей присущей ему дребеденью: политикой, экономикой, культурой, морально-нравственными исканиями, бизнесом, войнами, интригами и т.д. и т.п., а на другой – заведения, стоящие особняком, переливающиеся таинственными и загадочными лучами, начальные по своей сути (вспомните из-за чего началось сражение в «Махабхарате»). Подобное деление, похоже, попахивает «достоевщиной» (так классно отозвался однажды об одном из мультиков Норштейна знакомый хиппи), но попахивает вкусно.
Заведения размещаются на своей чаше узорчато, кривовато и кособоко немного, как бы стесняясь чего-то, но размещаются комфортно.
Перед этими двумя чашами однажды поставили жизнь и судьбу писателя Федора Михайловича Достоевского. Увы, инфицированный игроманией Федор Михайлович на поставленный свыше вопрос: «С кем вы, писатель Достоевский?» дал единственно возможный в таких ситуациях ответ.
Что ждало больного в реальном мире по ту сторону игрового барьера? Нужда, долги, нереализованные амбиции, скука с госпожой Сниткиной, мысли о стервозности Полины и, наверное, каких-нибудь других дам, насмешки друзей-писателей с имениями, денежками, сверканием в свете. А еще издатели! Что может быть гаже! И вот во всем этом надо как-то дёргаться, крутиться, кланяться налево и направо, писать глупые письма. И самое страшное – чистый лист бумаги: хочешь не хочешь, а марай его чернилами. Не кочегары мы, не плотники и не трактористы! Не принесет тебе жена ужин на пашню, работаешь ты писателем и, следовательно, платят тебе за умелое складывание слов в фразы, фраз в абзацы, абзацев в… и т.д., да так, чтобы все это сочеталось, да чтобы колодцев и язв побольше, и чтобы читатель сострадал этой неэстетичной, несправедливой жизни, чтобы рыдал, воровал, убивал, подличал, взятки брал, прочие гадости делал, а все же рыдал и сострадал.
Так и только так мог и должен был писать господин Достоевский: Федя Карамазов должен был бы умиляться Сонечкой Мармеладовой, а Настасья Филипповна рыдать над трагедией Раскольникова.
Се ля ви. И убежать от этой «ви» не так-то просто, ну, в желтый дом, в острог, в болезнь, в летаргический сон, в смерть, в конце концов. Но у инфицированных игроков дорога другая – ярко освещенная тропинка в сверкающий жемчугами и бриллиантами, а также рубиновыми лучами дворец под вывеской «Казино».
А там, господа, как в Храме! Там, господа, надежда. Надежда, господа, - там основа основ. Там, господа, кроме надежды и нет ничего!
Вот, к примеру, зашел ты в заведение, как простой инженер человеческих душ, писатель тов. Достоевский, никому, вообщем-то не нужный, разве что Тургеневу, потому что должен ему то ли 50, то ли 100 талеров, за что над тобой, как тебе кажется, смеется весь литературный и нелитературный мир, уже забытый Полиной и опекаемый, как двенадцатилетний мальчик, занудливой девушкой Анечкой. Таким ты зашел в заведение. Но ты подошел к заветному вращающемуся кольцу с луночками, и в ту же секунду жизнь твоя меняется на все сто, будто бы ты приобрел новую бритву «Gilette».
И то, что осталось за стенами заведения, разве весит теперь хоть что-нибудь? С этой секунды ничего.
Формула очень проста, как дважды два: шарик в нужной лунке – другой радости, другого смысла и философии не существует.
Раз, два – и где Тургенев с его Спасским, Виардо, «Записками охотника», «Му-му» и незабытым хамством; три, четыре – и где Гончаров, где Герцен, где все эти разгильдяи от русской литературы? Ну, где? И под лавкой – нет!
Еще бросок и, как говаривал Николай Николаевич, шарик опять летит в цель. Туда же, где только что дважды так удачно оказывался. Так не бывает?! Бывает. Бывает, что Хорватия обыгрывает Англию на Уэмбли, а уж три раза подряд в номер – сколько вашей душе угодно.
И вот тут, если вовремя остановиться!.. Если остановиться! Какое триумфальное возвращение домой ждет вас. Ты Суворов, только что переведший отряд боевиков через Альпы, ты Александр, Юлий, Кутузов – и вдруг ты - Казанова; не сразу объявить о победе, растянуть удовольствие, сделать вид, что проиграл, но вдруг торжественно, так торжественно, как не торжествовал никто по другую сторону заведения, ибо другая сторона такого торжества не допускает, (только Чавес, разве что, но это, товарищи, уникум!), объявить о своей победе.
Ах, как торжествуют и ликуют в заведениях: стоит только шарику удачно опуститься в лунку, и ты король, ты бог, ты все, ты лучший, ты супер стар, такой супер стар, каких и не бывало в 19 веке! Ты Одри Хепберн, Чарли Чаплин, Эрнест Хэмингуэй, Элтон Джон, Мадонна, Курникова, Собчак (Ксения). (Не хотите быть Собчак? – Не придумывайте, а загляните в себя глубоко-глубоко и поймете, что все-таки хотите).
Редки моменты торжества, обычно ты возвращаешься разгромленный и разбитый, разбомбленный и уничтоженный, без будущего и прошлого, без любви и веры, и даже без души, разве что, с обломками души. Но чего стоит надежда на завтрашний день. Ведь завтра ты можешь опять стать Суворовым, Кутузовым, царем и богом.
Вот ради этой редкой, почти неуловимой, но безмерной победы и бесконечной надежды и заворачивал, наверно, каждый день в заведение Федор Михайлович Достоевский. Наверное, это был его второй способ побега от жизни. Первый – книги…
Первый – безумно тяжелый и в вечность, второй – легкий и заманчивый, но – куда?
Ответить